Смирнов Николай Максимович

Смирнов, Н. М.
  Записки солдата второй мировой [Текст] : [автор записок начинал воевать в составе 118-й стрелковой дивизии, сформированной в Шахунском районе] / Н. Смирнов // Знамя труда. - 1999. - 5 мая. - С. 1-4. - Тп № 57.

Записки солдата второй мировой
(Из воспоминаний школьного учителя Н.М. Смирнова)

По призыву

Шахунцы 40-х увидели ужасы войны не по бомбежкам и разрывам снарядов, а по потокам эвакуированного населения, по мобилизациям, во время которых отцы и старшие братья уходили защищать Родину, по похоронкам, которые начали поступать с первых дней войны, по массе плачущих детей и их матерей, размещаемых в стенах школы в ожидании, когда потоки эвакуированных расселят по Шахунье, окрестным деревням и районам. Школа N 14 в летний период 1941 года служила пунктом, куда первоначально направлялись эвакуированные из западных областей СССР, занимаемых фашистами.
Жутко было смотреть на все это, так как многие успели потерять родных, бежали с наскоро захваченным скарбом, или совершенно ничего не успев захватить, раздетые, голодные. Уже в первые месяцы войны из состава учителей школы, где я преподавал, были призваны молодые учителя: И.П. Короткое, А.А. Карманов, А.И. Савушкин, а потом за ними последовали и более пожилые: А.А. Петров, П.Ф. Зимин, и я.
В конце 1941 года в нашем районе из призывников и граждан уже не призывного возраста Костромской, Кировской и Горьковской областей формировалась 118-я стрелковая дивизия. Размещалась в нескольких пунктах района, в Шахунье части дивизии занимали клуб им. Плаксина, деревянные здания школы №1, клуб издание леспромхоза.
Шахунцев в этой дивизии было особенно много, только не призывного возраста в ней насчитывалось около 600 человек, из них 126 человек жителей Шахуньи (призывной возраст трудно учесть).
В состав этой дивизии попали и учащиеся старших классов, или только что окончивших 10-е классы.
Часть дивизии в том числе и наш 463-ий полк размещались в клубе имени Плаксина. В зале были построены нары в несколько этажей до самого потолка, минометная рота, в которой находился и я, разместилась на нарах в 2-3 этажа в физкультурном зале клуба.
Командиром дивизии был в то время полковник Веденин, окончивший войну в звании генерал-лейтенанта, комиссар дивизии П.И. Петров и начальник политотдела дивизии К.Е. Захаренко. Формирование в основном было закончено в январе 1942 года.
Рядовой состав имел самую разнообразную обувь до лаптей включительно; учебники, уставы и наставления переписывались от руки, так как печатных было 2-3 на полк. Оружия не хватало, было налажено изготовление макетов винтовок, пулеметов и минометов, наглядные пособия-окружающие Шахунью поля, леса, перелески и овраги, снег в которых был потоптан ногами личного состава во время учений. Ежедневно улицы Шахуньи оглашались строевыми ' песнями марширующих рот и батальонов.
На занятия и с занятий ходили только с песней.
С помощью РК партии создана полевая походная типография. Начала выходить дивизионная газета «ЗаРодину». Заботы клуба частенько были «облеплены» родственниками солдат, приезжающих из других районов, чтоб повидаться с призывниками (они понимали, что подготовка идет для того, чтоб на фронте умело бить врага).
В Шахунье же была принята военная присяга. Принимали ее на площади за клубом, где тогда не было ни парка, ни зданий вдоль речушки.
На фронте.
Первое крещение под Рождеством

Лишь в марте личный состав получил обмундирование. Было получено частично и боевое оружие, и в конце апреля дивизия переехала ближе к фронту- в район Красных Ткачей недалеко от Ярославля. Здесь дивизия получила артиллерию и часть боеприпасов, боевая учеба продолжалась уже с настоящим боевым оружием.
В июне 1942 года мы передвинулись ближе к фронту- в Московскую область в район Волоколамска, куда для проверки дивизии к боевым действиям прибыли инспекция Ставки Главнокомандования во главе с К.Е. Ворошиловым. Мы чувствовали, что наша подготовка в тылу закончилась, скоро должны выступить на фронт.
В июле 1942 года (наша 118-я дивизия) из резерва Главного командования перешла в подчинение командующего 31-й Армией Западного фронта генерал-лейтенанта Поленова. (Командующим Западным фронтом был генерал-армии Г.К. Жуков).
Во второй половине июля силы дивизии пешим порядком направились на передовые позиции через г. Клин. В районе Клина нам впервые пришлось увидеть кладбище немецкой техники разбитой, похороненной: тут и танки, и самоходки, и пушки, и минометы, все разбитое и годное только для переплавки.
Мы сменили 247-ю стрелковую дивизию, командир которой уверял наше командование, что взять село Рождество, Калининской области, Зубцовского района, прорвать оборону невозможно. Трижды дивизия пыталась это сделать, несла потери, но цель так и не была достигнута.
Действительно, немцы здесь закрепились основательно, перешли к долговременной обороне на линии Сычевка-Ржев-Вязьма с так называемым Ржевским выступом. Более полугода строилась здесь линия обороны под руководством генерала Штрауса (любимца фюрера, "Льва обороны" как его называли в высших военных кругах гитлеровской Германии). Траншеи вдоль всего рубежа, разветвленная сеть ходов сообщения, доты, дзоты, блиндажи, наблюдательные пункты, забетонированные артиллерийские позиции - вот что она собой представляла.
Все подходы и подступы к обороняемым рубежам простреливались. Хорошо просматривались со стороны неприятеля, а крутые берега реки держи, вдоль которой шла оборона, были сплошь заминированы и опутаны тремя рядами колючей проволоки. Но все это не спасло гитлеровцев.
Оборона левым крылом упиралась в Волгу, левый берег которой тоже был занят противником. Там сражалась 29-я Армия Калининского фронта. Таким образом, наша дивизия обеспечивала стык не только двух армий, но и двух фронтов, что имело исключительно важное значении, налагало еще большую ответственность.
Перед наступлением надо было определить огневую мощь противника, места его огневых точек, найти места переправ через речки, броды.
Были созданы боевые группы из добровольцев, которые проделали большую работу не только на нейтральной полосе, но и на стороне врага. За две ночи были сделаны проходы в минных полях, определены места, где легче преодолеть проволочные заграждения, а на третью ночь проведена разведка боем с поддержкой нашей артиллерии. Противник не выдержал, ощетинился многими огневыми точками, после чего огневая система и расположение позиций противника были уточнены (наша артиллерийская подготовка достигла своей цели).
И вот получен первый боевой приказ о наступлении. Ранним утром 4 августа заговорила наша артиллерия, дрогнула земля, уши заложило от грохота орудий, ведь на каждом километре прорыва артиллерийскую подготовку вели 300 орудий и "катюш".
Мы, новички, впервые услыхав такое, думали, что под этой лавиной огня и стали враг не устоит, огневые его точки будут подавлены, и мы не встретим сопротивления при прорыве. Как мы ошибались!
По сигналу к атаке наши воины за огневым валом артиллерии ринулись в бой. Тут ожили неподавленные огневые точки врага, засвистели пули и осколки, сеющие смерть в наших рядах, но бойцы в едином порыве - смять, уничтожить, заставить врага отступить- продолжали идти вперед, стреляя на ходу. Наши части все же овладели д. Рождество, форсировали, где вброд, а где и вплавь речку Держу и ворвались к окраине г. Зубцова, с боями за один день продвинувшись на 20 километров.
На фронте. Как немецкого
снайпера обманули

После взятия Рождества нашему полку было приказано выйти к Волге, смяв сопротивление противника. На нашем пути -простреливаемый минометным огнем овраг, за ним открытое поле, а дальше к Волге- лес, на опушке которого сосредоточился враг, недающий поднять головы ружейно-пулеметным огнем. Отступив несколько за укрытие из рядов наступающих, наша рота быстро установила минометы и впервые применила их в бою, открыв огонь по опушке, где сосредоточился противник. Огонь с его стороны заметно ослабел, пехота бросилась вперед, мА перенесли огонь вглубь леса, а потом и сами, взвалив принадлежности миномета и боеприпасы на плечи, ринулись следом.
К вечеру нами была занята деревня Михальки на берегу Волги. Отдельные части противника частью были истреблены, частью переправились за Волгу, к своим.
Мы знали, что там находятся свежие силы противника, заняли оборону вдоль берега, но сплошную линию окопов за ночь вырыть не успели. Во время перебежки наших солдат из деревни в окопы, немецкий снайпер часто выводил из строя наших бойцов, не обнаруживая себя. Тогда пустились на хитрость, укутав шинелью ржаной сноп и прикрепив к нему пилотку, мы бечевками начали перетаскивать этот сноп по открытому месту туда и обратно. Немецкий снайпер, выведенный из себя "неуязвимостью" ползущего "русского солдата", обнаружил себя, а мы не пожалели на него 3-4-х мин.

На фронте.
Первые потери.
Боевое крещение стоило нам дорого. День 4-го августа был, пожалуй, днем самых больших потерь дивизии. Только наша рота потеряла 10 человек убитыми и ранеными: погиб командир роты Кривелко, тяжело ранен командир взвода Ко-шелев ( 13 семей нашего района получили "похоронки" от командования дивизии, раненых же было в несколько раз больше). Командование роты принял на себя политрук Зоти-ков, я же остался и за политрука и за командира взвода. С 5 по 8 августа погибло еще пятеро шахунцев. Боевой пыл наступления нарастал.
К 7 августа, продвигаясь с боями по самому берегу Волги под обстрелом врага с левого берега, мы вышли к Зубцову. Наш сосед справа за Волгой отставал, так как левый берег был занят противником. Создался опасный разрыв между фронтами, и нашей дивизии приказано было форсировать Волгу. Основные силы дивизии сосредоточились для форсирования Волги в районе деревни Колесниково, а на долю нашего полка, видимо, выпала задача: отвлечь силы и внимание противника от основного места переправы и переправиться гораздо выше по течению.

Дважды наша разведка форсировала Волгу, но на открытом месте противник быстро расправлялся с горсткой храбрецов, состоящих в основном из добровольцев. В одной из этих вылазок погиб и наш командир взвода Змиев (был ранен, не смог обратно переплыть Волгу шахунец Н.А. Попов).
Боевые порядки немецкой пехоты на противоположном берегу нашей минометной роты были пристреляны, не потому ли, что окопы противника находились в 20-50 метрах от берега, и командование боялось поразить огнем переправившихся, или по какой-то другой причине, минометный огонь вовремя этих вылазок не привлекался.
Только во время последней разведки боем, услышав громкую немецкую речь на том берегу и крики на русском языке, решив, что фашисты вышли из укрытий, я по своей инициативе дал залп на ранее подготовленных установках, рискуя многим. Зотиков запретил дальнейший обстрел. Но, как впоследствии выяснилось залп был очень удачным, хотя видимости из-за тумана никакой не было.
В третий раз, подготовив скрытно средства переправы (по берегу рос лес) форсировали Волгу уже более крупными силами (точно не могу сказать). При переправе много было потерь, так как мы были на воде, а фрицы скрывались на берегу, мы все-таки зацепились за берег. Во время переправы нашей роты пропал боец Красильников из д. Вя-зовка, Тонкинского района, наверное, утонул во время обратной переправы раненых. Ведя перестрелку с противником из-за крутого яра, мы продержались на берегу несколько дней совершенно не имея возможности получить хотя бы что-либо из продовольствия и боеприпасов, так как немецкие снайперы бдительно следили за противоположным берегом и снимали каждого, кто пытался нам помочь. В небе не угасали .ракеты, с шипением опускаясь в Волгу, так как враг находился от берега в 15-20 метрах, но атаковать нас не решался, не зная наших возможностей, а откровенно говоря, они у нас были очень бедны, даже гранат не было.
И лишь когда основные силы дивизии с боями формировали Волгу в другом месте, ниже по течению мы получили приказ об обратной переплаве. Воспользовавшись густым туманом нависшим над Волгой, бесшумно бойцы оставляли берег, а мне было приказано отобрать в роте 8 человек, по возможности добровольцев, и остаться с ними для прикрытия. Что характерно, после разъяснения задачи добровольцами захотела остаться вся рота, хотя каждый прекрасно понимал, опасность, которой он подвергался. Это не могло не радовать.
Звук по реке четко передавался, немцы, почуяв неладной, и возможно, думая, что к нам переправляется подкрепление, открыли ураганный автоматно-пулеметный огонь. Наши с того берега и с переправы не отвечали, надеясь скрытно оторваться, а мы решили, что немцы нас атакуют. Перебегая с места на место, стараясь создать видимость широкого фронта обороны, мы открыли огонь из карабинов, но он был очень "жидкий", как ни как, а нас всего 9 человек с тем, чтоб потом переправить нас в одной лодке.
Один за другим пробегая по берегу мимо меня, бойцы сообщали, что патроны на исходе. Приказал стрелять только по видимым целям, так как на берегу туман уже начал редеть.
Наш огонь ослабевал, но мы напряженно наблюдали ожидая, что обнаружив нашу слабость, противник решит встретить нас живыми. Была подана команда-" приготовить гранаты" быстро постарались всей нашей "цепью" разными голосами. Думаю, что немцы поняли ее по- своему, а гранат у нас не было ни одной. Это время, когда мы были оторваны от своих широкой Волгой, когда чувствовали всю ответственность за жизнь переправлявшихся, останутся в памяти на всю жизнь.
Наконец, запыхавшийся от быстрого бега боец, переправившийся за нами в лодке, передал приказ о снятии группы. Под грузом лодка краями чуть не касалась воды, но зато двигалась бесшумно, и мы переправились благополучно, соединившись потом со своими. Политрук Зотиков принял командование ротой, а я остался и за политрука и за командира взвода. Мы быстро догнали дивизию, с боями продвигавшуюся теперь уже по левому берегу Волги. Оказывается, пока мы были на узкой полоске берега, дивизия во время переправы снова понесла большие потери, но продолжала наступление вверх по Волге. Под Зубцовым наш полк снова переправился на правый берег и завязал бой западнее Зубцова. Во время одной из атак, когда мы выбили врагов из наскоро вырытых траншей, меня сбило с ног большим осколком снаряда. Нога страшно вспухла. Ходить я не мог, но далее санчасти просил не отправлять. Опухоль быстро сняли и через 3 дня я снова был в боевых порядках. Ночью явился к командиру полка, который приказал мне принять роту, предварительно пожурив, что я явился прихрамывая. Оказывается, без меня при очередной атаке выбыл из строя и Зотиков, а в роте осталось всего 11 бойцов. Через день вблизи деревни Ново-Жбоково во время очередной атаки я был ранен в голову, но дополз до своего окопчика, свалился в него и видимо, потерял сознание. Атака была в 4 часа утра, я очнулся около 12, и хотя пули повизгивали, но стреляли где- то западнее. Я с радостью определил, что сопротивление и на этом участке сломлено, что наши продвинулись выше. Меня подобрали санитары, на повозке доставили сначала в санчасть, а потом в санбат. И вот тут -то и произошла моя встреча со своими бывшими ученицами-медсестрами санбата: Леной Бажиной, Дудиной и другими. Они под слоем пыли, грязи, и щетины на лице узнали своего бывшего учителя, обмыли и обработали рану, затем отправили в госпиталь. Это произошло 2 сентября 1942 года. Около месяца я пролежал в госпитале, потом после выписки был направлен в западный полк, где был отобран командованием на курсы младших лейтенантов артиллерии.

Записки Николая Максимовича Смирнова принесла к нам в редакцию его внучка Марина. Она обнаружила их, пересматривая архив дедушки, умершего в 1992 году.

Я надеялся, что после окончания их попаду снова в родную дивизию, но состав курсов был передан в распоряжение другого фронта со всеми вытекающими отсюда последствиями.
После окончания курсов звания младший лейтенант не были присвоены ни одному курсанту. Передали нас для использования в другой армии, где о нас совершенно забыли. И так каждый из нас остался в том звании, с которым он пришел на курсы. У меня 4 треугольничка, замполитрук-старшина. По распределению и направлению я оказался в 49-ой стрелковой дивизии. В штабе находился командир батареи Калантаров, точнее, комиссар роты или батальона, грузин по национальности, абсолютно неподготовленный для командования батареей, но по складу своего характера -замечательный человек. Его батарея занимала огневую позицию недалеко от деревни Усть-Коженовка на берегу реки Жиздры.
На второй день я вышел наша с комбатом на наблюдательный пункт с передовой линии обороны, по топографической карте ознакомившись с расположением батареи и НП. Комбат начал пристрелку цели, но корректировал огонь так, что я сразу усомнился в его способностях к этому делу. Подумав, что он испытывает и мои знания в этой области при каждой его команде я "предсказывал" место разрыва нашей мины. Не хвастаясь скажу, что я не разу не ошибся, чему немало был удивлен и сам комбат. Он передал дело пристрелки мне и уже третьей миной я вышел на цель. Может быть, именно это наблюдение за моими "предсказаниями" места разрыва при его корректировке, а потом и моя последующая пристрелка повлияли на его решение передать мне под командование первый взвод, что соответствовало должности "старшего по батарее", хотя среди командиров взвода был и старший лейтенант Ховрин. Это тоже был замечательный человек.
Вскоре на батарею был прислан после окончания курсов (училище) лейтенант Ларин и назначен командиром взвода разведки. Командирами минометных расчетов были Попов, Рашидов и Мирзаев - два последних - узбеки. Рашидов, высокий, широкоплечий, здоровый и сильный человек, был, как и я, учителем начальной школы, хорошо знал минометное дело, сражался под Сталинградом. Батарея в начале войны вела бои там. Потом нам часто приходилось менять огневые позиции, дивизия, петляя, постепенно, с боями двигалась на запад: Сухиничи, Дятьково, Рославль, с боем взятый полком. Верховное главнокомандование за взятие Рославля объявило благодарность соединению.
В одном из боев комбат поставил себя в неловкое положение: по телефону приказал мне подготовить данные для стрельбы по одному из селений, в котором сосредотачивался противник. Данные я подготовил быстро, но после первых двух мин раздался недовольный голос: " Все проверить, разрывов не вижу".
Проверять было нечего, но после выстрела я был вызван на НП, где обнаружилось, что комбат смотрел разрывы в другом селении, ошибся в определении названия по топографической карте. А недовольный голос с НП командира полка: "Чего ты "клюешь", Калантаров, по одной мине. Быстрее давай беглым!" На тех же установках я дал беглый огонь и услышал поощрение с НП полка : "Давно бы так!" А Калантаров: "Не могу я быть комбатом".
В составе нового соединения (49-ая стрелковая дивизия) мы участвовали в освобождении Варшавы, брали Берлин и закончили войну на Эльбе. Демобилизован был лишь в конце 1946 года из группы оккупационных войск Германии в должности комбата, и вернулся снова к педагогической работе. К боевым наградам прибавились еще 2 ордена мирного времени: Орден Трудового Красного Знамени и "Знак почета».

10 апреля 1943 года 118-ая стрелковая дивизия, сформированная в нашем районе, в которой начинал служить автор этих записок Н.М. Смирнов, за образцовое выполнение заданий командования стала называться 85-й Гвардейской, а Указом Президиума Верховного Совета СССР от 9 августа 1944 года награждена орденом Красного Знамени. За отличие в боях под Ригой ей присвоено звание "Рижской".
Боевые трофеи дивизии таковы: захвачено в плен 835 и уничтожено около 40 тысяч солдат и офицеров противника; захвачено танков 166 и уничтожено 51; захвачено орудий 273 и уничтожено 214; сбито 14 самолетов, уничтожено и захвачено тысячи пулеметов, винтовок и автоматов, 16 складов, сотни автомашин и много другого военного снаряжения.
Личный состав дивизии награжден 3172 боевыми орденами и 10365 медалями
10 апреля 1943 года 118-ая стрелковая дивизия, сформированная в нашем районе, в которой начинал служить автор этих записок Н.М. Смирнов, за образцовое выполнение заданий командования стала называться 85-й Гвардейской, а Указом Президиума Верховного Совета СССР от 9 августа 1944 года награждена орденом Красного Знамени. За отличие в боях под Ригой ей присвоено звание "Рижской".
Боевые трофеи дивизии таковы: захвачено в плен 835 и уничтожено около 40 тысяч солдат и офицеров противника; захвачено танков 166 и уничтожено 51; захвачено орудий 273 и уничтожено 214; сбито 14 самолетов, уничтожено и захвачено тысячи пулеметов, винтовок и автоматов, 16 складов, сотни автомашин и много другого военного снаряжения.
Личный состав дивизии награжден 3172 боевыми орденами и 10365 медалями.
В августе 1946 года дивизия была расформирована. Знамя ее хранится в Москве в музее Вооруженных Сил.

Смирнов, Н. М.
  Записки солдата второй мировой [Текст] : [автор записок начинал воевать в составе 118-й стрелковой дивизии, сформированной в Шахунском районе] / Н. Смирнов // Знамя труда. - 1999. - 5 мая. - С. 1-4. - Тп № 57.

Записки солдата второй мировой
(Из воспоминаний школьного учителя Н.М. Смирнова)

По призыву

Шахунцы 40-х увидели ужасы войны не по бомбежкам и разрывам снарядов, а по потокам эвакуированного населения, по мобилизациям, во время которых отцы и старшие братья уходили защищать Родину, по похоронкам, которые начали поступать с первых дней войны, по массе плачущих детей и их матерей, размещаемых в стенах школы в ожидании, когда потоки эвакуированных расселят по Шахунье, окрестным деревням и районам. Школа N 14 в летний период 1941 года служила пунктом, куда первоначально направлялись эвакуированные из западных областей СССР, занимаемых фашистами.
Жутко было смотреть на все это, так как многие успели потерять родных, бежали с наскоро захваченным скарбом, или совершенно ничего не успев захватить, раздетые, голодные. Уже в первые месяцы войны из состава учителей школы, где я преподавал, были призваны молодые учителя: И.П. Короткое, А.А. Карманов, А.И. Савушкин, а потом за ними последовали и более пожилые: А.А. Петров, П.Ф. Зимин, и я.
В конце 1941 года в нашем районе из призывников и граждан уже не призывного возраста Костромской, Кировской и Горьковской областей формировалась 118-я стрелковая дивизия. Размещалась в нескольких пунктах района, в Шахунье части дивизии занимали клуб им. Плаксина, деревянные здания школы №1, клуб издание леспромхоза.
Шахунцев в этой дивизии было особенно много, только не призывного возраста в ней насчитывалось около 600 человек, из них 126 человек жителей Шахуньи (призывной возраст трудно учесть).
В состав этой дивизии попали и учащиеся старших классов, или только что окончивших 10-е классы.
Часть дивизии в том числе и наш 463-ий полк размещались в клубе имени Плаксина. В зале были построены нары в несколько этажей до самого потолка, минометная рота, в которой находился и я, разместилась на нарах в 2-3 этажа в физкультурном зале клуба.
Командиром дивизии был в то время полковник Веденин, окончивший войну в звании генерал-лейтенанта, комиссар дивизии П.И. Петров и начальник политотдела дивизии К.Е. Захаренко. Формирование в основном было закончено в январе 1942 года.
Рядовой состав имел самую разнообразную обувь до лаптей включительно; учебники, уставы и наставления переписывались от руки, так как печатных было 2-3 на полк. Оружия не хватало, было налажено изготовление макетов винтовок, пулеметов и минометов, наглядные пособия-окружающие Шахунью поля, леса, перелески и овраги, снег в которых был потоптан ногами личного состава во время учений. Ежедневно улицы Шахуньи оглашались строевыми ' песнями марширующих рот и батальонов.
На занятия и с занятий ходили только с песней.
С помощью РК партии создана полевая походная типография. Начала выходить дивизионная газета «ЗаРодину». Заботы клуба частенько были «облеплены» родственниками солдат, приезжающих из других районов, чтоб повидаться с призывниками (они понимали, что подготовка идет для того, чтоб на фронте умело бить врага).
В Шахунье же была принята военная присяга. Принимали ее на площади за клубом, где тогда не было ни парка, ни зданий вдоль речушки.
На фронте.
Первое крещение под Рождеством

Лишь в марте личный состав получил обмундирование. Было получено частично и боевое оружие, и в конце апреля дивизия переехала ближе к фронту- в район Красных Ткачей недалеко от Ярославля. Здесь дивизия получила артиллерию и часть боеприпасов, боевая учеба продолжалась уже с настоящим боевым оружием.
В июне 1942 года мы передвинулись ближе к фронту- в Московскую область в район Волоколамска, куда для проверки дивизии к боевым действиям прибыли инспекция Ставки Главнокомандования во главе с К.Е. Ворошиловым. Мы чувствовали, что наша подготовка в тылу закончилась, скоро должны выступить на фронт.
В июле 1942 года (наша 118-я дивизия) из резерва Главного командования перешла в подчинение командующего 31-й Армией Западного фронта генерал-лейтенанта Поленова. (Командующим Западным фронтом был генерал-армии Г.К. Жуков).
Во второй половине июля силы дивизии пешим порядком направились на передовые позиции через г. Клин. В районе Клина нам впервые пришлось увидеть кладбище немецкой техники разбитой, похороненной: тут и танки, и самоходки, и пушки, и минометы, все разбитое и годное только для переплавки.
Мы сменили 247-ю стрелковую дивизию, командир которой уверял наше командование, что взять село Рождество, Калининской области, Зубцовского района, прорвать оборону невозможно. Трижды дивизия пыталась это сделать, несла потери, но цель так и не была достигнута.
Действительно, немцы здесь закрепились основательно, перешли к долговременной обороне на линии Сычевка-Ржев-Вязьма с так называемым Ржевским выступом. Более полугода строилась здесь линия обороны под руководством генерала Штрауса (любимца фюрера, "Льва обороны" как его называли в высших военных кругах гитлеровской Германии). Траншеи вдоль всего рубежа, разветвленная сеть ходов сообщения, доты, дзоты, блиндажи, наблюдательные пункты, забетонированные артиллерийские позиции - вот что она собой представляла.
Все подходы и подступы к обороняемым рубежам простреливались. Хорошо просматривались со стороны неприятеля, а крутые берега реки держи, вдоль которой шла оборона, были сплошь заминированы и опутаны тремя рядами колючей проволоки. Но все это не спасло гитлеровцев.
Оборона левым крылом упиралась в Волгу, левый берег которой тоже был занят противником. Там сражалась 29-я Армия Калининского фронта. Таким образом, наша дивизия обеспечивала стык не только двух армий, но и двух фронтов, что имело исключительно важное значении, налагало еще большую ответственность.
Перед наступлением надо было определить огневую мощь противника, места его огневых точек, найти места переправ через речки, броды.
Были созданы боевые группы из добровольцев, которые проделали большую работу не только на нейтральной полосе, но и на стороне врага. За две ночи были сделаны проходы в минных полях, определены места, где легче преодолеть проволочные заграждения, а на третью ночь проведена разведка боем с поддержкой нашей артиллерии. Противник не выдержал, ощетинился многими огневыми точками, после чего огневая система и расположение позиций противника были уточнены (наша артиллерийская подготовка достигла своей цели).
И вот получен первый боевой приказ о наступлении. Ранним утром 4 августа заговорила наша артиллерия, дрогнула земля, уши заложило от грохота орудий, ведь на каждом километре прорыва артиллерийскую подготовку вели 300 орудий и "катюш".
Мы, новички, впервые услыхав такое, думали, что под этой лавиной огня и стали враг не устоит, огневые его точки будут подавлены, и мы не встретим сопротивления при прорыве. Как мы ошибались!
По сигналу к атаке наши воины за огневым валом артиллерии ринулись в бой. Тут ожили неподавленные огневые точки врага, засвистели пули и осколки, сеющие смерть в наших рядах, но бойцы в едином порыве - смять, уничтожить, заставить врага отступить- продолжали идти вперед, стреляя на ходу. Наши части все же овладели д. Рождество, форсировали, где вброд, а где и вплавь речку Держу и ворвались к окраине г. Зубцова, с боями за один день продвинувшись на 20 километров.
На фронте. Как немецкого
снайпера обманули

После взятия Рождества нашему полку было приказано выйти к Волге, смяв сопротивление противника. На нашем пути -простреливаемый минометным огнем овраг, за ним открытое поле, а дальше к Волге- лес, на опушке которого сосредоточился враг, недающий поднять головы ружейно-пулеметным огнем. Отступив несколько за укрытие из рядов наступающих, наша рота быстро установила минометы и впервые применила их в бою, открыв огонь по опушке, где сосредоточился противник. Огонь с его стороны заметно ослабел, пехота бросилась вперед, мА перенесли огонь вглубь леса, а потом и сами, взвалив принадлежности миномета и боеприпасы на плечи, ринулись следом.
К вечеру нами была занята деревня Михальки на берегу Волги. Отдельные части противника частью были истреблены, частью переправились за Волгу, к своим.
Мы знали, что там находятся свежие силы противника, заняли оборону вдоль берега, но сплошную линию окопов за ночь вырыть не успели. Во время перебежки наших солдат из деревни в окопы, немецкий снайпер часто выводил из строя наших бойцов, не обнаруживая себя. Тогда пустились на хитрость, укутав шинелью ржаной сноп и прикрепив к нему пилотку, мы бечевками начали перетаскивать этот сноп по открытому месту туда и обратно. Немецкий снайпер, выведенный из себя "неуязвимостью" ползущего "русского солдата", обнаружил себя, а мы не пожалели на него 3-4-х мин.

На фронте.
Первые потери.
Боевое крещение стоило нам дорого. День 4-го августа был, пожалуй, днем самых больших потерь дивизии. Только наша рота потеряла 10 человек убитыми и ранеными: погиб командир роты Кривелко, тяжело ранен командир взвода Ко-шелев ( 13 семей нашего района получили "похоронки" от командования дивизии, раненых же было в несколько раз больше). Командование роты принял на себя политрук Зоти-ков, я же остался и за политрука и за командира взвода. С 5 по 8 августа погибло еще пятеро шахунцев. Боевой пыл наступления нарастал.
К 7 августа, продвигаясь с боями по самому берегу Волги под обстрелом врага с левого берега, мы вышли к Зубцову. Наш сосед справа за Волгой отставал, так как левый берег был занят противником. Создался опасный разрыв между фронтами, и нашей дивизии приказано было форсировать Волгу. Основные силы дивизии сосредоточились для форсирования Волги в районе деревни Колесниково, а на долю нашего полка, видимо, выпала задача: отвлечь силы и внимание противника от основного места переправы и переправиться гораздо выше по течению.

Дважды наша разведка форсировала Волгу, но на открытом месте противник быстро расправлялся с горсткой храбрецов, состоящих в основном из добровольцев. В одной из этих вылазок погиб и наш командир взвода Змиев (был ранен, не смог обратно переплыть Волгу шахунец Н.А. Попов).
Боевые порядки немецкой пехоты на противоположном берегу нашей минометной роты были пристреляны, не потому ли, что окопы противника находились в 20-50 метрах от берега, и командование боялось поразить огнем переправившихся, или по какой-то другой причине, минометный огонь вовремя этих вылазок не привлекался.
Только во время последней разведки боем, услышав громкую немецкую речь на том берегу и крики на русском языке, решив, что фашисты вышли из укрытий, я по своей инициативе дал залп на ранее подготовленных установках, рискуя многим. Зотиков запретил дальнейший обстрел. Но, как впоследствии выяснилось залп был очень удачным, хотя видимости из-за тумана никакой не было.
В третий раз, подготовив скрытно средства переправы (по берегу рос лес) форсировали Волгу уже более крупными силами (точно не могу сказать). При переправе много было потерь, так как мы были на воде, а фрицы скрывались на берегу, мы все-таки зацепились за берег. Во время переправы нашей роты пропал боец Красильников из д. Вя-зовка, Тонкинского района, наверное, утонул во время обратной переправы раненых. Ведя перестрелку с противником из-за крутого яра, мы продержались на берегу несколько дней совершенно не имея возможности получить хотя бы что-либо из продовольствия и боеприпасов, так как немецкие снайперы бдительно следили за противоположным берегом и снимали каждого, кто пытался нам помочь. В небе не угасали .ракеты, с шипением опускаясь в Волгу, так как враг находился от берега в 15-20 метрах, но атаковать нас не решался, не зная наших возможностей, а откровенно говоря, они у нас были очень бедны, даже гранат не было.
И лишь когда основные силы дивизии с боями формировали Волгу в другом месте, ниже по течению мы получили приказ об обратной переплаве. Воспользовавшись густым туманом нависшим над Волгой, бесшумно бойцы оставляли берег, а мне было приказано отобрать в роте 8 человек, по возможности добровольцев, и остаться с ними для прикрытия. Что характерно, после разъяснения задачи добровольцами захотела остаться вся рота, хотя каждый прекрасно понимал, опасность, которой он подвергался. Это не могло не радовать.
Звук по реке четко передавался, немцы, почуяв неладной, и возможно, думая, что к нам переправляется подкрепление, открыли ураганный автоматно-пулеметный огонь. Наши с того берега и с переправы не отвечали, надеясь скрытно оторваться, а мы решили, что немцы нас атакуют. Перебегая с места на место, стараясь создать видимость широкого фронта обороны, мы открыли огонь из карабинов, но он был очень "жидкий", как ни как, а нас всего 9 человек с тем, чтоб потом переправить нас в одной лодке.
Один за другим пробегая по берегу мимо меня, бойцы сообщали, что патроны на исходе. Приказал стрелять только по видимым целям, так как на берегу туман уже начал редеть.
Наш огонь ослабевал, но мы напряженно наблюдали ожидая, что обнаружив нашу слабость, противник решит встретить нас живыми. Была подана команда-" приготовить гранаты" быстро постарались всей нашей "цепью" разными голосами. Думаю, что немцы поняли ее по- своему, а гранат у нас не было ни одной. Это время, когда мы были оторваны от своих широкой Волгой, когда чувствовали всю ответственность за жизнь переправлявшихся, останутся в памяти на всю жизнь.
Наконец, запыхавшийся от быстрого бега боец, переправившийся за нами в лодке, передал приказ о снятии группы. Под грузом лодка краями чуть не касалась воды, но зато двигалась бесшумно, и мы переправились благополучно, соединившись потом со своими. Политрук Зотиков принял командование ротой, а я остался и за политрука и за командира взвода. Мы быстро догнали дивизию, с боями продвигавшуюся теперь уже по левому берегу Волги. Оказывается, пока мы были на узкой полоске берега, дивизия во время переправы снова понесла большие потери, но продолжала наступление вверх по Волге. Под Зубцовым наш полк снова переправился на правый берег и завязал бой западнее Зубцова. Во время одной из атак, когда мы выбили врагов из наскоро вырытых траншей, меня сбило с ног большим осколком снаряда. Нога страшно вспухла. Ходить я не мог, но далее санчасти просил не отправлять. Опухоль быстро сняли и через 3 дня я снова был в боевых порядках. Ночью явился к командиру полка, который приказал мне принять роту, предварительно пожурив, что я явился прихрамывая. Оказывается, без меня при очередной атаке выбыл из строя и Зотиков, а в роте осталось всего 11 бойцов. Через день вблизи деревни Ново-Жбоково во время очередной атаки я был ранен в голову, но дополз до своего окопчика, свалился в него и видимо, потерял сознание. Атака была в 4 часа утра, я очнулся около 12, и хотя пули повизгивали, но стреляли где- то западнее. Я с радостью определил, что сопротивление и на этом участке сломлено, что наши продвинулись выше. Меня подобрали санитары, на повозке доставили сначала в санчасть, а потом в санбат. И вот тут -то и произошла моя встреча со своими бывшими ученицами-медсестрами санбата: Леной Бажиной, Дудиной и другими. Они под слоем пыли, грязи, и щетины на лице узнали своего бывшего учителя, обмыли и обработали рану, затем отправили в госпиталь. Это произошло 2 сентября 1942 года. Около месяца я пролежал в госпитале, потом после выписки был направлен в западный полк, где был отобран командованием на курсы младших лейтенантов артиллерии.

Записки Николая Максимовича Смирнова принесла к нам в редакцию его внучка Марина. Она обнаружила их, пересматривая архив дедушки, умершего в 1992 году.

Я надеялся, что после окончания их попаду снова в родную дивизию, но состав курсов был передан в распоряжение другого фронта со всеми вытекающими отсюда последствиями.
После окончания курсов звания младший лейтенант не были присвоены ни одному курсанту. Передали нас для использования в другой армии, где о нас совершенно забыли. И так каждый из нас остался в том звании, с которым он пришел на курсы. У меня 4 треугольничка, замполитрук-старшина. По распределению и направлению я оказался в 49-ой стрелковой дивизии. В штабе находился командир батареи Калантаров, точнее, комиссар роты или батальона, грузин по национальности, абсолютно неподготовленный для командования батареей, но по складу своего характера -замечательный человек. Его батарея занимала огневую позицию недалеко от деревни Усть-Коженовка на берегу реки Жиздры.
На второй день я вышел наша с комбатом на наблюдательный пункт с передовой линии обороны, по топографической карте ознакомившись с расположением батареи и НП. Комбат начал пристрелку цели, но корректировал огонь так, что я сразу усомнился в его способностях к этому делу. Подумав, что он испытывает и мои знания в этой области при каждой его команде я "предсказывал" место разрыва нашей мины. Не хвастаясь скажу, что я не разу не ошибся, чему немало был удивлен и сам комбат. Он передал дело пристрелки мне и уже третьей миной я вышел на цель. Может быть, именно это наблюдение за моими "предсказаниями" места разрыва при его корректировке, а потом и моя последующая пристрелка повлияли на его решение передать мне под командование первый взвод, что соответствовало должности "старшего по батарее", хотя среди командиров взвода был и старший лейтенант Ховрин. Это тоже был замечательный человек.
Вскоре на батарею был прислан после окончания курсов (училище) лейтенант Ларин и назначен командиром взвода разведки. Командирами минометных расчетов были Попов, Рашидов и Мирзаев - два последних - узбеки. Рашидов, высокий, широкоплечий, здоровый и сильный человек, был, как и я, учителем начальной школы, хорошо знал минометное дело, сражался под Сталинградом. Батарея в начале войны вела бои там. Потом нам часто приходилось менять огневые позиции, дивизия, петляя, постепенно, с боями двигалась на запад: Сухиничи, Дятьково, Рославль, с боем взятый полком. Верховное главнокомандование за взятие Рославля объявило благодарность соединению.
В одном из боев комбат поставил себя в неловкое положение: по телефону приказал мне подготовить данные для стрельбы по одному из селений, в котором сосредотачивался противник. Данные я подготовил быстро, но после первых двух мин раздался недовольный голос: " Все проверить, разрывов не вижу".
Проверять было нечего, но после выстрела я был вызван на НП, где обнаружилось, что комбат смотрел разрывы в другом селении, ошибся в определении названия по топографической карте. А недовольный голос с НП командира полка: "Чего ты "клюешь", Калантаров, по одной мине. Быстрее давай беглым!" На тех же установках я дал беглый огонь и услышал поощрение с НП полка : "Давно бы так!" А Калантаров: "Не могу я быть комбатом".
В составе нового соединения (49-ая стрелковая дивизия) мы участвовали в освобождении Варшавы, брали Берлин и закончили войну на Эльбе. Демобилизован был лишь в конце 1946 года из группы оккупационных войск Германии в должности комбата, и вернулся снова к педагогической работе. К боевым наградам прибавились еще 2 ордена мирного времени: Орден Трудового Красного Знамени и "Знак почета».

10 апреля 1943 года 118-ая стрелковая дивизия, сформированная в нашем районе, в которой начинал служить автор этих записок Н.М. Смирнов, за образцовое выполнение заданий командования стала называться 85-й Гвардейской, а Указом Президиума Верховного Совета СССР от 9 августа 1944 года награждена орденом Красного Знамени. За отличие в боях под Ригой ей присвоено звание "Рижской".
Боевые трофеи дивизии таковы: захвачено в плен 835 и уничтожено около 40 тысяч солдат и офицеров противника; захвачено танков 166 и уничтожено 51; захвачено орудий 273 и уничтожено 214; сбито 14 самолетов, уничтожено и захвачено тысячи пулеметов, винтовок и автоматов, 16 складов, сотни автомашин и много другого военного снаряжения.
Личный состав дивизии награжден 3172 боевыми орденами и 10365 медалями
10 апреля 1943 года 118-ая стрелковая дивизия, сформированная в нашем районе, в которой начинал служить автор этих записок Н.М. Смирнов, за образцовое выполнение заданий командования стала называться 85-й Гвардейской, а Указом Президиума Верховного Совета СССР от 9 августа 1944 года награждена орденом Красного Знамени. За отличие в боях под Ригой ей присвоено звание "Рижской".
Боевые трофеи дивизии таковы: захвачено в плен 835 и уничтожено около 40 тысяч солдат и офицеров противника; захвачено танков 166 и уничтожено 51; захвачено орудий 273 и уничтожено 214; сбито 14 самолетов, уничтожено и захвачено тысячи пулеметов, винтовок и автоматов, 16 складов, сотни автомашин и много другого военного снаряжения.
Личный состав дивизии награжден 3172 боевыми орденами и 10365 медалями.
В августе 1946 года дивизия была расформирована. Знамя ее хранится в Москве в музее Вооруженных Сил.