Рябков, А.С.
Эх, дорожка, фронтовая…(Воспоминания солдата) [Текст] : [командир автомобильного взвода вспоминает свой боевой путь] / Запись В. Шумихиной // Знамя труда. - 1995. - 4 мая. - С. 47. - Тп № 57.
Эх, дорожка, фронтовая…
Алексей Сергеевич Рябков родидся в 1918 году в деревне Болотнице (это место теперь на территории Красногорской сельской администрации).
Призван в ряды рабоче-крестьянской Красной Армии в 1939 году.
Воевал: февраль 1941 г. — июнь 1943 г. Брянский фронт — автослесарь; июнь 1943 г. — май 1945 г. — командир автомобильного взвода.
Во время войны награжден двумя орденами «Красной Звезды», двумя медалями «За отвагу», медалями «За взятие Берлина», «За освобождение Варшавы», «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941 — 1945 г.»
(Из карточки учета участника Великой Отечественной войны).
Родился я в семье крестьянина. Отец, мать были хорошие крестьяне, за что их облагали твердым заданием. Дедушку раскулачили. Когда же стали организовываться колхозы, — первое собрание собралось в нашем доме, - отец вступил в колхоз первым. Вошло в колхоз всего 8 хозяйств. Назвали колхоз «Звезда». Я в то время учился в 5 классе в Хмелевицкой школе. По окончании 7 классов — а школа здесь была семилетка — я вернулся домой. До армии работал в колхозе.
В феврале 1939 года меня призвали в армию. Нас отправили служить в Подмосковье, в Балашиху. Был там склад НКО №1, в нем хранилась продукция авиационной промышленности. Прошел школу младших командиров, получил звание сержанта.
Из Балашихи взяли на фронт в сентябре, а с июня до сентября Москву и Балашиху часто бомбили. Нам приходилось делать металлические щиты, чтобы осколки зенитных снарядов не сыпались нам в головы.
А затем последовал приказ отправить наш склад в Сызрань. Мне предложили поехать с имуществом склада. Я, правда, дважды ездил, сопровождал вагоны с авиационным имуществом, но... отказался «воевать» в тылу.
Тогда отправили на фронт. Из Балашихи привезли нас в Нарофо-минск. Это тоже Подмосковье. Разгрузились под вечер и до полуночи шли лесом, по узкой дороге. Пришли. Здесь расположилась уже вышедшая из боя 42 танковая дивизия. На ее базе образовали 42 танковую бригаду. При ней организовался 42 отдельный зенитный батальон. Я и попал в этот батальон. Недолго мы прожили здесь. Правда, землянки выкопали и все сделали, чтобы можно было храниться в случае налета авиации...
Получили технику боевую, танки, погрузились в эшелон и поехали на фронт. На утре, только солнце начало всходить—видно, у немцев разведка работала сильно —: прилетели юнкерсы и стали бомбить на станции, расположенной близ города Брянска, в районном городке Севск, наш эшелон. Тут и появились в нашем батальоне первые жертвы. Как только юнкерсы отбомбились, в спешном порядке мы разгрузились и от Севска очень недалеко ушли в лес.
...Такого леса я никогда больше не видел. Дубовый лес. Всегда он у меня в памяти стоит.
Там расположились переночевать. Кухни работали. Нас накормили. А на рассвете следующего дня по соседству с лесом на поле началась стрельба из винтовок, из пулеметов, из пушек... Потом, когда разобрались, оказалось: ночью, на утрянке верней, спустился немецкий десант. Причем, десант крупный и даже с легкими танкетками. У немцев и такие были. На специальных парашютах легкие танкетки сбрасывались.
Мы в течение четырех дней вели бой. Потери и у немцев были, и у нас немалые, но в это время подошли к Севску основные силы немцев: тяжелые танки, артиллерия... Нам пришлось отступать, и отступали мы, надо сказать, в тяжелых условиях. Как отступали? Днем мы не двигались, находились в балках, в лесочках хоронились, а ночью отступали.
В Липецк пришли — вышел приказ Сталина «Ни шагу назад». Приказ был очень строгий. За малейшее отступление, за панику, за недобросовестность мог отстраняться любой командир с должности, вплоть до расстрела... Жестко было поставлено дело.
В Липецке нас снова погрузили в товарный вагон вместе с зенитной техникой. А техника у нас была в то время такая: пушки зенитные автоматические 37 - миллиметровые. Они смонтированы на автомашинах ЗИС-6. Это трехосная машина, передний мост не ведущий. По тем временам она была современной. Расчет на этой пушке состоял из семи человек. Были еще зенитные пулеметы. Четыре ствола такой пулемет.
Из Липецка нас привезли в город Ефремов. В Ефремове разгрузились. Там был в то время крупный каучуковый завод. Поставили охрану.
Ефремов от Тулы не очень далеко. В ночное время просочились силы врага в Ефремово. А на рассвете начали обстреливать наши батареи.
Многие наши пушки (30-миллиметровые) снялись со своих точек, спустились в город, а одна автомашина попала под такой обстрел, что расчет весь перебили, шофер — помню Фамилию Иванов — сбежал. Комиссар нашего дивизиона Каноплин пригласил меня и Михаила Евстафьевича Лесового. Машину ГАЗ-За с пулеметными установками вывезти — такой приказ мы получили от него.
Мы пошли оврагом, поравнялись с тем местом, где стояла машина. Посмотрели. Бороздкой поползли к машине. Начался минометный обстрел. Сначала недолет. Потом перелет. Я говорю:
— Михаил, сейчас нам прилетит мина. Перелет, недолет, вилка пополам. Тут будем мы похоронены. - Давай вперед!
И все-таки нам посчастливилось. Мы добрались до пулеметной установки, до той машины. Подняться во весь рост — сейчас срежут. Капот открыли, стоя на коленях. Я взял ручку заводную, стал заводить, по-прежнему стоя на коленях. Михаил Лесовой стал подсасывать карбюратор. Машина завелась!
Была глубокая осень, Но еще не морозило.
Говорю:
- Садись за руль, я сбоку сяду.
- Нет, садись ты за руль, а я сбоку сяду.
Я сел за руль, включил заднюю скорость. На полном газу машина вышла из траншеи, а метрах в двухстах стоял кирпичный сарай. Мы направились к этому сараю. Пока ехали, по нам стреляли. На левой руке у меня до сих пор заметен след от касательной пули.
Заехали за сарай. Михаил залез в кузов и, сколько было в лентах патронов во всех четырех стволах, по тем местам, откуда по нам огонь вели, все боеприпасы расстрелял.
Приказ мы выполнили, машину вывели. Меня наградили медалью «За отвагу». Это была первая награда в нашем батальоне.
В Ефремове нас уже ждали. Срочно с других машин сняли запасные баллоны, поставили на нашу машину, и... пошли с отступлением. Ефремов оставили... удалились на тринадцать километров. Заняли позиции. Расквартировались, как могли...
Командир нашего дивизиона каким-то образом остался в Ефремове. Мы прибыли на новое место только с комиссаром Коноплиным. День нет командира, два, три... Посчитали, что он погиб или взят в плен... Нам дали нового командира дивизиона капитана Федюнина.
Спустя некоторое время приходит адъютант прежнего командира дивизиона, докладывает Коноплину и Федюкину, что прежний командир находится в Ефремове, лежит в подвальном помещении. Через дом — немецкий штаб. Командир ранен и ранен серьезно. За ним ухаживают две женщины.
Тогда командир и комиссар дивизиона стали решать, как вызволить, вынести раненого командира.
Пригласили адъютанта и меня.
— Ваша задача вынести раненого командира. Можете идти. Завтра утром к восьми часам в штаб дивизиона.
Мы пошли к себе в расположение. Адъютант говорит:
— Слушай, Рябков, я не знаю, ты пойдешь, не пойдешь...
- А как не пойдешь, — удивляюсь.— Пойдешь, потому что приказ есть приказ. Тут ослушаться невозможно.
- А я вот тебе что скажу. Если ты меня продашь, я тебя убью все
равно. Но сам я не пойду, потому что мы командира не вынесем. Мы погибнем сами и его погубим.
Ну, — говорю, — это не дело. Надо идти, потому что приказ есть приказ.
- Я тебе сказал свое мнение. А ты решай, как знаешь. Мы йдем. Только я в часть не вернусь и за командиром не пойду.
С тем мы и расстались. Он в свое ушел расположение, а я в свое. Конечно, спалось плохо, раздумий было много..,
Утром пришли мы в штаб дивизиона. Посадили нас рядом в уголочке. И вот комиссар Коноплин (если он жив — дай Бог ему здоровья, если не жив — царство ему небесное) поглядел на нас внимательно и обращается к капитану:
— Капитан, мы можем ребят погубить да и командира тоже, раз такая обстановка сложная, как говорит адъютант. Давай пока воздержимся. Ведь мы скоро город возьмем.
На том и порешили.
Когда мы вышли из штаба, мы были так рады. Я не знаю, как описать нашу радость...
Дней через десять Ефремов мы взяли. Командир дивизиона действительно был ранен, за ним ухаживали. В госпиталь ехать он отказался, пожелал лечиться в санитарной части нашего дивизиона. Где-то добыли ему ребята патефон, пластинки.
А с дивизионом нашим что-то неладно. На новом месте расположимся, рассредоточим точки зенитные, пулеметные, пушки. Обязательно вскоре появляются немецкие самолеты, начинают бомбить именно то место, где расположен наш дивизион.
Стали расследовать, в чем же дело.
Оказалось, что нашего командира дивизиона, видимо, в подвале сумели обнаружить, снабдили его маленьким передатчиком. Что еще там произошло, трудно сказать.
Расстреляли бывшего командира нашего дивизиона.
А потом... с 6 декабря 1941 года началось крупное наступление наших войск. От Москвы фрицев погнали. Погнали успешно.
Дошли до Мценска. Это от Орла сорок километров.
Заняли оборону. Стояли долго. Ближе к весне началась подготовка битвы на Орловско-Курской дуге. Наш дивизион к этому времени стал дивизионом резерва главного командования. Бросили нас на Орловско-Курокую битву.
Заняли огневые точки... и началась страшная битва... До шестисот, до симисот самолетов в воздухе. Шли в атаку лоб в лоб наши и немецкие самолеты. Танки... Несчетное количество танков... Это было страшное месиво... и в воздухе и на земле... За то, что мы успешно преодолели под постоянным обстрелом и бомбежкой расстояние от Мцекска до мест боев на Орлоеско-Курекой дуге, меня наградили первым орденом Красной Звезды. Дошли и до Берлина. 2 мая 1945 года пришел к нам в автопарковый взвод комбат Беленко Николай Антонович (мне к тому времени было доверено командовать автопарковым взводом).
- Надо срочно ехать в дивизию. Вызывают. У нас был трофейный мерседес. Завел я мерседес, поехали. Подъезжаем к штабу нашей части. Часовой у шлагбаума не пускает. Майор Беленко оставил меня с машиной.
- Подожди здесь. Машину раз верни. Я сбегаю в штаб.
- И очень скоро возвращается. Смеется, плачет, обнимает меня. Я не понимаю, в чем дело. Говорит:
- Война кончилась!
Я тоже заплакал...
Приехали в расположение. Сообщили ребятам:
— Война кончилась!
Что тут поднялось! Ликованию предела не было...
Буквально через несколько дней устроили парад. Под Берлином есть крупный аэродром. Назывался он тогда Карл-Хорст. Вот на этом аэродроме устроили парад. Из нашего дивизиона пригласили целую батарею пушек. Было дано распоряжение сделать по четыре залпа в воздух. Салютные залпы.
Но при такой радости эта команда была нарушена. Стреляли, пока боеприпасы были.
На радостях выпивали.
В то время спиртные появились.
Поехали с парада. Командир батареи капитан Чепак — красивый, умный и отчаянный парень был — сел на крыло боевой автомашины и, сколько было в пистолете патронов у него все расстрелял.
Спустя некоторое время нас вывели из Берлина в сосновый бор. Лес был не очень высокий, но настолько в нем было чисто — ни сучочка не найдешь. Построили полуземлянки, расположились. Немного нас здесь подержали и перевели в город Флюсседаальде, где застали нас первые послевоенные выборы в Верховный Совет СССР. Тогда уже маршал Соколовский возглавлял наши войска в Германии.
Я уже был награжден двумя медалями «За отвагу» и двумя орденами Красной Звезды. Меня рекомендовали на предвыборном собрании в городе Флюссенвальде быть знаменосцем.
Со знаменем на сцене стояй часа полтора, справа и слева по автоматчику и сзади взвод автоматчиков. Впервые увидел Соколовского. Спустя некоторое время появился Указ об отправке старших по возрасту военнослужащих домой. По возрасту я не попал в первую партию. Осталось в автопарке много автотранспорта без водительского состава, без шоферов. Командир дивизии Василий Иванович Серединов дал распоряжение организовать автошколу. Надо было подготовить свой водительский состав. Организовали мы школу. 'Мне пришлось трижды с новичками—водителями автомашин приезжать в Брест, в брестскую автоинспекцию, где молодые солдаты сдавали на водительские права и получали их.
Попал во вторую группу отправки домой по возрасту. Подготовили документы, вручили подарки. А в подарок входило: сахарный песок, отрез на костюм. На автобусе, в котором нас отправляли на железнодорожную станцию, надо было заехать утром в штаб дивизия получить деньги, обменять марки, которые мы получали в качестве зарплаты, на советские деньги. Заехали в кассу. Кассир сказал:
- Рябков. Лесовой, вам велено подняться на второй этаж к начальнику штаба.
Полковник Силачев был начальником штаба. Мы пошли, доложились.
- Ребята, я сообщу вам очень неприятную вещь. Ночью пришло распоряжение: всех младших специалистов задержать до особого распоряжения. Вам придется продолжать работу в автошколе.
Я не был дома семь лет с половиной... Но... команда есть команда. И еще держали там немало времени. Вернулся домой 31 августа 1946 года.
Записала В. ШУМИХИНА.
